* * *

я все реже бываю, меньше хочу узнать.
сплю в кровати, слышу не свой,
переваренный диктофоном голос,
реже вру, чтобы меньше напоминать,
для чего нужна ротовая полость,

согласись, здесь так мало случается
(если да, то едва-едва),
что само по себе говорит
о многом, если не обо всем.
не пойми,
мне нравятся местные, их еда,
просто времени многовато,
я, кажется, повторяюсь –
копирую день за днем.

в тишине max.volume,
в расчете на первый-второй,
под стук китайской клавиатуры,
я смотрю, как строчки бегут вперед,
знаки строятся в сиянии монитора.
так по луне ползет
медленно (не считаясь с законами лунного тяготенья)
тень кораблей, космонавтов и проводов,
тень тени

никогда не узнаешь, в какой момент
начнешь прибавлять
(неизбежно и сильно) в весе
жить забавно,
и это вполне
себе повод настаивать на процессе:
не волнуйся, закинься чем-нибудь и светись,
паутинку тоже не снять с чела,
слова, заползая на новый лист,
захватывают пространство
письменного стола.

* * *

в наших кладбищах толчея теснота
густо ложатся покойники в землю погоста
восковые лица ледяные уста
иногда болтают: давай мол
скажи заратустра
как там лежать в темноте
на спине во сне
грусто? грустно
как ни пиши ни скажи
местность затягивает
хуже трясины
здесь начинается
путешествие к центру земли

напиши, будто мы еще живы
если мы еще живы

* * *

ковбои как ангелы улеглись
все ковбои мертвы
без шума и скрипа
шериф прилипнув к одной
из кровью пропитанных половиц
наклоняется поднимает окурок
и говорит:
"вот первая и возможно единственная улика".
так в темноте,
в пустоте наших лиц
рождается этот фильм.
я не помню чем кончилось
поэтому назову имена убийц:
джонни "сорок четыре"
"беззубый" генри
и билл