* * *
Длюсь. Протяженность строки на листе, зовущемся жизнь.
Тихо вспухает дремота. И тени
Дышащим ложем души в почти неподвижном танце
Окаменевших времен – услаждают стопы...
Трубного ангела лик возлюблен. – Каков? Покажись?
Кротость Господних житий и явлений
Никнет, как киноварь, в память. Легких икон пространство
Воссоздает откровенье сквозь воздуха пыль
Зыбкую и золотую. Длюсь... протяжением строк...
* * *
Расскажи мне: как плачут о нас,
Как бедствуют, как болеют,
Как непосильное время
Переживают.
Расскажи. Ведь в цветах ничего
Не смыслю я, чтоб увидеть
В них то, как люди тоскуют
И как страдают...
Не умея прочесть по цветам
И птицам, по снам и ветру, –
Я не узнаю иначе,
Что же со мною.
* * *
Пластикой коричневого воска.
Напряженным таяньем фигур.
Черной запятою, броско
В колпаке огня дрожащей. Лигатур
В вещи растроившихся значений
Плавным переходом в пустоту.
Над предметами сомнением: зачем их
Форм определенность?.. И по ту,
И по эту сторону от точек
Зренья на обычный интерьер
Равной удаленностью. Отточен-
ностью наползанья из оконных сфер
Мрака. – (Внутренний неровный контур
У поверхностей его чехол
Поглощает.) – Одиноких комнат
Эластичностью в размерах, где и холл,
И прихожая, и кухня, и другие
На одно лицо. – Гармошкой век
Спящих занавесок, где тугие
Притаились в кружевной канве
Темнотой налитые зрачки. Оттенком
Хаоса в неявленных – еще? –
Вещных сопряжениях. По стенкам
Или же – как знать? – по коже щек
Распластавшимся мгновением, забывшим
О движении вперед... – Всем тем
Оплодотворился взгляд, к оконной нише
Прижимаясь... Из иных систем...
* * *
Стих – тончайшая химия
Голоса с воздухом. Это
Место для истечения времени, бывшего в мире.
Неизъяснимое
Чувство зенита, слившее жертву
С пляшущим лезвием гневных, оцепеневших кумирен.
Стих – это пауза.
Миг для самозакланья пространства
И величин нетленных: как муки Христа и как корни
Древа. В преддверии транса
У остывающих клаузул
В ритме: есть умирание камня – от внутренней формы,
Освобожденной ваятелем.
До сокровенной минуты
Он не оформлен, не сказан, но – как конец – неминуем...
Стих – это взгляд внимательный
Мира, ушедшего внутрь
Раковины темных, подобных остовам поцелуев.
* * *
Нет тебя. Невыносимость
Топко замыкает круг.
Мысленно на прихоть сину-
соиды скользящих рук
Отдаюсь. Зову... Всё – поздно
И не то. И время – гвоздь,
Вбитый в вакуум. Хоть и опознан
Твой объект, летящий сквозь
Темный небосвод во мне.
Мы остекленевшим вертикалям
Двух озер подобны. И в обмен
На тщету: перетекаем
Из одной недвижности в другую.
Нет в тебе ни слова. Ни повин-
ности глаз. – (Свободу берегу и
Я.) – Надежней пуповин
Материнских – жажда отражений
Между нами. Вместе с тем: ее
Невозможность... Нет тебя. Уже не
Час, не два. Уже который год
Нет. Сквозь талию часов
Пролезает желтая амеба
На песочных ножках. И засов
Обоюдно уплотнен. Мы оба
По инерции разлук
Катимся. И траекторий
Разницу не замечаем, друг
Другу извинив простор и
Одиночество. Дышать?
Жить? И раковиной будней
Обрастать? Прилежно ждать,
Сидя в водоросли скук, что будет
Жемчуг выделен моллюском?..
Сумерничать, теребя
Край времен? В проеме узком
Преданно искать тебя? –
Нет тебя...
НОВАЯ САФО
Ты мерцаешь вся. (Стоим на солнцепеке.) –
Лестница, по функции предплечье
К пляжу.
Думаем: пойти раздеться, лечь и
Не скрывать интимной подоплеки
В этом? Улыбаешься... Наверно, ляжем.
Близость. Ты... С тебя все начиналось.
Досознательное действо космогоний,
Полость
Резонанса замысла о Боге и о гонге,
Предвещающем живое. (Одеяла –
На песке. Двух загорелых полос
Ног – параллелизм вдоль них.) Как пена
Моря, бившего в иллюминатор,
Также
Импульсом своим устремлена, ты
По стеклу жары течешь, степенно
Погашая пузырьки при каждом
Шаге вниз. Я тоже здесь. Беседа
Глохнет вскоре в тишине, в которой
Разом
Всё звучит: и море, и бурдонный второй
Пляж. Ты наконец идешь и нежной Ледой
С Лебедем волны морской дрожишь в оргазме.
* * *
Бабочка резная.
Аппликация.
Из небытия и из гипноза
Лопнувшего облака, – ни отвлекаться, ни
Шевелиться не хотящая пока,
Пьет покой, не зная,
Что расстаться ей
С идентичностью своею – по Спинозе, –
Из крыла, тонущего в прострации,
Вытекая каплей молока.
* * *
Корректность... Охнувшая глубина
Так принимает в вакуумный мускул
Инакость камня. Так иногда видна
Молекулярная решетка воздуха, что в узком
Проходе пуантилистически смакует контур
Входящего крестообразно света. Так
И множественность мозговых атак
Слой смысла уплотняет, мастодонту,
Древнеющему в слоях времен,
Предмет уподобляя. Так приговорен
Быть полдень на Земле рефлексом
Утраченного рая. Так и плоскость текста
Вдруг обретает толщь. И в глубину листа
Врезается сознанья реостат.
* * *
Темпы жизни – оленьи скачки через рвы.
Исчисляется нынче до ста то, что
Миллионом считалось раньше. И, когда встречаемся мы,
Я отвлекаюсь лишь на некоторый поворот головы,
На взаимовставленность вытянутых трубок очей... –
И я удивляюсь: насколько ж сего достаточно.
Мы встречаемся – как два половодья. Как то
Бывает у раскисших снежных плотин, что с севера
И с юга стремятся навстречу, в поток
Прессуясь. Как в монологической драме Кокто
Два голоса – реальный и мыслимый, – заливаясь в телефонное ребро,
Раздражают его диафрагму риторической серией.
Так живем. Преодолевая пространство немотствием поз,
Случайностью жестов. Не зная, в какое безумие ринуться,
Чтоб только стать индифферентной параллелью для хода вещей.
И, боясь обнаружить обоюдный метемпсихоз,
Мы живем, как пузырящаяся пена над трудным движением волн,
Как реакции, вырастающие раньше ожидаемых импульсов.
1991-92
